The world is full of magic things, patiently waiting for our senses to grow sharper.
суббота, 04 декабря 2010
The world is full of magic things, patiently waiting for our senses to grow sharper.
Сейчас наконец-то вечер субботы. Эта изнуряющая неделя закончилась.
Череда знакомых, звонящих и пишущих, все редеет, телефон все чаще молчит, извещая только о том, что я в который раз забыла его зарядить. И меня это радует. Я не хочу никого видеть, ни с кем разговаривать. Я чертовски горда собой, я держусь, сцепив зубы, держусь. Единственное, на что у меня не хватает сил - это люди. Но, я не думаю, что нужна кому бы то ни было, поэтому переживать не о чем.
День плыл ровно и монотонно, изредка впуская в свою тишину вой ветра за окном. От него противно скрипела рама в аудитории. Из-под окна поддувало, я куталась в длинный шарф. Я не люблю эти дурацкие длинные шарфы, кто их вообще придумал? Но с ним было теплее, и, наверное, мне грех жаловаться.
Потягивая кофе в промежутке между делами, мы сидели на пушкинской, вдвоем, немного мерзли, но это ничего страшного. Чуть поодаль от нас в снегу купались две девочки. На вид им было лет по 9. Они катали пушистые снежки, закидывая ими и друг друга, и прохожих, и стоящий поблизости памятник. Я поставила на ту, что повыше. У нее был длинный шарф, и я подумала, что это что-то вроде знака свыше. Машу же просто забавляла вся ситуация, поэтому ей было все равно. Мы наблюдали, как они катаются в снегу, изредка поглядывали друг на друга, громким шепотом извещая "4:6 в мою пользу". Мы смеялись, все пили и пили этот нескончаемый кофе, после которого у меня так разболелась голова, что впору было выть. Но это неважно. Было весело и хорошо, редко мне бывает весело и хорошо в компании кого-то.
Когда я добиралась домой, минут сорок назад, мать весело сообщила, что у нас гости. Сил ни на каких гостей у меня не было, поэтому я шла так медленно, как только могла. Но, к сожалению, некоторые вещи от меня не зависят.
Я честно пыталась улыбаться, я кивала, кажется, где-то не впопад, рассеяно скользила взглядом по столу, стулу, часам. Столу, стулу, часам. Заново и снова - не заснуть, держаться, улыбаться, пережевывать что-то, что по идее должно быть вкусным, но на деле имеет вкус песка. Может, я просто не создана для дружеских теплых вечеров?
Я думаю, что мне нужно идти работать. Я не знаю когда и где, но, думаю, что нужно. Потому что мало денег, потому что взгляд мамы слишком тусклый и усталый, потому что... Потому что мне стыдно за себя и за свою бесполезность. Я не приношу никакой выгоды.
И я зачем-то все это строчу сюда. Наверное, все из-за чертового ребенка за стеной, верещащего так, что начинает ныть только что отпустившая голова. А может, я слишком устала - глаза закрываются, но я не засыпаю. Все как всегда. Такое часто бывает, я почти привыкла.
Череда знакомых, звонящих и пишущих, все редеет, телефон все чаще молчит, извещая только о том, что я в который раз забыла его зарядить. И меня это радует. Я не хочу никого видеть, ни с кем разговаривать. Я чертовски горда собой, я держусь, сцепив зубы, держусь. Единственное, на что у меня не хватает сил - это люди. Но, я не думаю, что нужна кому бы то ни было, поэтому переживать не о чем.
День плыл ровно и монотонно, изредка впуская в свою тишину вой ветра за окном. От него противно скрипела рама в аудитории. Из-под окна поддувало, я куталась в длинный шарф. Я не люблю эти дурацкие длинные шарфы, кто их вообще придумал? Но с ним было теплее, и, наверное, мне грех жаловаться.
Потягивая кофе в промежутке между делами, мы сидели на пушкинской, вдвоем, немного мерзли, но это ничего страшного. Чуть поодаль от нас в снегу купались две девочки. На вид им было лет по 9. Они катали пушистые снежки, закидывая ими и друг друга, и прохожих, и стоящий поблизости памятник. Я поставила на ту, что повыше. У нее был длинный шарф, и я подумала, что это что-то вроде знака свыше. Машу же просто забавляла вся ситуация, поэтому ей было все равно. Мы наблюдали, как они катаются в снегу, изредка поглядывали друг на друга, громким шепотом извещая "4:6 в мою пользу". Мы смеялись, все пили и пили этот нескончаемый кофе, после которого у меня так разболелась голова, что впору было выть. Но это неважно. Было весело и хорошо, редко мне бывает весело и хорошо в компании кого-то.
Когда я добиралась домой, минут сорок назад, мать весело сообщила, что у нас гости. Сил ни на каких гостей у меня не было, поэтому я шла так медленно, как только могла. Но, к сожалению, некоторые вещи от меня не зависят.
Я честно пыталась улыбаться, я кивала, кажется, где-то не впопад, рассеяно скользила взглядом по столу, стулу, часам. Столу, стулу, часам. Заново и снова - не заснуть, держаться, улыбаться, пережевывать что-то, что по идее должно быть вкусным, но на деле имеет вкус песка. Может, я просто не создана для дружеских теплых вечеров?
Я думаю, что мне нужно идти работать. Я не знаю когда и где, но, думаю, что нужно. Потому что мало денег, потому что взгляд мамы слишком тусклый и усталый, потому что... Потому что мне стыдно за себя и за свою бесполезность. Я не приношу никакой выгоды.
И я зачем-то все это строчу сюда. Наверное, все из-за чертового ребенка за стеной, верещащего так, что начинает ныть только что отпустившая голова. А может, я слишком устала - глаза закрываются, но я не засыпаю. Все как всегда. Такое часто бывает, я почти привыкла.
пятница, 03 декабря 2010
The world is full of magic things, patiently waiting for our senses to grow sharper.
Дорогая, я вышел сегодня из дому поздно вечером
подышать свежим воздухом, веющим с океана.
Закат догорал на галерке китайским веером,
и туча клубилась, как крышка концертного фортепьяно.
Четверть века назад ты питала пристрастье к люля
и к финикам,
рисовала тушью в блокноте, немножко пела,
развлекалась со мной; но потом сошлась
с инженером-химиком
и, судя по письмам, чудовищно поглупела.
Теперь тебя видят в церквях в провинции и в метрополии
на панихидах по общим друзьям, идущих теперь
сплошною
чередой; и я рад, что на свете есть расстоянья более
немыслимые, чем между тобой и мною.
Не пойми меня дурно: с твоим голосом, телом, именем
ничего уже больше не связано. Никто их не уничтожил,
но забыть одну жизнь человеку нужна, как минимум,
еще одна жизнь. И я эту долю прожил.
Повезло и тебе: где еще, кроме разве что фотографии,
ты пребудешь всегда без морщин, молода, весела,
глумлива?
Ибо время, столкнувшись с памятью, узнает о своем
бесправии.
Я курю в темноте и вдыхаю гнилье отлива.
Бродский
подышать свежим воздухом, веющим с океана.
Закат догорал на галерке китайским веером,
и туча клубилась, как крышка концертного фортепьяно.
Четверть века назад ты питала пристрастье к люля
и к финикам,
рисовала тушью в блокноте, немножко пела,
развлекалась со мной; но потом сошлась
с инженером-химиком
и, судя по письмам, чудовищно поглупела.
Теперь тебя видят в церквях в провинции и в метрополии
на панихидах по общим друзьям, идущих теперь
сплошною
чередой; и я рад, что на свете есть расстоянья более
немыслимые, чем между тобой и мною.
Не пойми меня дурно: с твоим голосом, телом, именем
ничего уже больше не связано. Никто их не уничтожил,
но забыть одну жизнь человеку нужна, как минимум,
еще одна жизнь. И я эту долю прожил.
Повезло и тебе: где еще, кроме разве что фотографии,
ты пребудешь всегда без морщин, молода, весела,
глумлива?
Ибо время, столкнувшись с памятью, узнает о своем
бесправии.
Я курю в темноте и вдыхаю гнилье отлива.
Бродский
The world is full of magic things, patiently waiting for our senses to grow sharper.
Я пьяна. Я катастрофически пьяна этими сигарами, от них немного подташнивает, а сознание уплывает куда-то, где тепло и солнечно. Я пьяна этой музыкой, бушующей и стихийной, горящей, горящей настолько, что покалывает руки и пальцы, что волосы встают дыбом, а по телу бегают щекотные мурашки. Я пьяна людьми, радостными и жаркими, мокрыми от пота (там было чертовски жарко), взлохмаченными, смешными, дурацкими людьми.
И я так чертовски устала.
И я так чертовски устала.
понедельник, 29 ноября 2010
The world is full of magic things, patiently waiting for our senses to grow sharper.
-Что за хрень ты опять принесла в дом?
-Это не хрень, а термопот.
-И что это?
-Чайник, в котором вода не остывает.
-И нахрена?
-Ну... это круто.
-Это не хрень, а термопот.
-И что это?
-Чайник, в котором вода не остывает.
-И нахрена?
-Ну... это круто.
воскресенье, 28 ноября 2010
The world is full of magic things, patiently waiting for our senses to grow sharper.
Воскресенье. Оно всегда так быстро проходит.
Давайте, кто-нибудь придет ко мне однажды вечером, и сварит макароны? Или потрет сыра, с дырками, моего любимого.
Давайте, кто-нибудь придет ко мне однажды вечером, и сварит макароны? Или потрет сыра, с дырками, моего любимого.
среда, 24 ноября 2010
The world is full of magic things, patiently waiting for our senses to grow sharper.
The world is full of magic things, patiently waiting for our senses to grow sharper.
И вот, идет четвертый час перевода этой поебени со старо-славянского. И поиска в оном троп речи.
На самом деле, меня это немного печалит. Не меньше печалит то, что сигареты кончаются, а желание все встать, бросить и пойти почитать что-нибудь более интересное, становится все сильнее. Но мне, вроде как, нужно... Да и вообще.
Спать хочу. И немного есть. Я честно пыталась поесть сегодня, усилием воли запихивая в рот не прожаренную картошку, но, видимо, усилие воли было не настолько сильным, а думалось вообще о чем-то совершенно постороннем, поэтому так и не случилось.
Все чаще ко мне приходит понимание того, что с книгами мне намного уютнее, чем с людьми. Они шершавые и домашние, и от них становится тепло, смешно и волшебно. Конечно, если они не на старо-славянском. И содержат хотя бы пару-тройку шуток.
Эх... Все-таки в который раз убеждаюсь, что в квартире отчаянно не хватает человека, у которого можно было бы умыкнуть несколько сигарет.
На самом деле, меня это немного печалит. Не меньше печалит то, что сигареты кончаются, а желание все встать, бросить и пойти почитать что-нибудь более интересное, становится все сильнее. Но мне, вроде как, нужно... Да и вообще.
Спать хочу. И немного есть. Я честно пыталась поесть сегодня, усилием воли запихивая в рот не прожаренную картошку, но, видимо, усилие воли было не настолько сильным, а думалось вообще о чем-то совершенно постороннем, поэтому так и не случилось.
Все чаще ко мне приходит понимание того, что с книгами мне намного уютнее, чем с людьми. Они шершавые и домашние, и от них становится тепло, смешно и волшебно. Конечно, если они не на старо-славянском. И содержат хотя бы пару-тройку шуток.
Эх... Все-таки в который раз убеждаюсь, что в квартире отчаянно не хватает человека, у которого можно было бы умыкнуть несколько сигарет.
вторник, 23 ноября 2010
The world is full of magic things, patiently waiting for our senses to grow sharper.
Мне сказали, что если я буду хмуриться еще больше, то морщинка между бровей захавает меня х)
Наверное, они правы.
Наверное, они правы.
понедельник, 22 ноября 2010
The world is full of magic things, patiently waiting for our senses to grow sharper.
Вообще, на улице снег. В последнее время так бегала, что даже не замечала.
Он такой мягкий и белый. Честное слово, мне так этого не хватало.
Он такой мягкий и белый. Честное слово, мне так этого не хватало.
The world is full of magic things, patiently waiting for our senses to grow sharper.
воскресенье, 21 ноября 2010
The world is full of magic things, patiently waiting for our senses to grow sharper.
Иногда мне кажется, что нужна помощь. Я не справляюсь, как бы я ни старалась, я не справляюсь.
Мне страшно, мне так страшно, что еще чуть-чуть, и я умру от остановки сердца.
Мать кричит. Она плачет навзрыд, смотрит на меня и не видит. Она прогоняет меня, ей стыдно за меня, она меня не любит. Я боюсь, что она меня не любит.
Я не знаю, что мне делать. Я не знаю. Я не знаю к кому обратиться. Все так сложно, все так чертовски сложно, а я не могу одна. Не могу.
Я убеждаю себя, что все наладиться. Что если еще постараться, если бежать еще быстрее, любить еще усерднее, все придет в хоть какой-то порядок. Но силы кончаются, а все остается прежним. Я ничего не могу сделать, я абсолютно бесполезна, ни на что не годна.
Что я еще могу? Что?
Я так устала. Так устала от всего этого. Так устала, так сильно.
Мне страшно, мне так страшно, что еще чуть-чуть, и я умру от остановки сердца.
Мать кричит. Она плачет навзрыд, смотрит на меня и не видит. Она прогоняет меня, ей стыдно за меня, она меня не любит. Я боюсь, что она меня не любит.
Я не знаю, что мне делать. Я не знаю. Я не знаю к кому обратиться. Все так сложно, все так чертовски сложно, а я не могу одна. Не могу.
Я убеждаю себя, что все наладиться. Что если еще постараться, если бежать еще быстрее, любить еще усерднее, все придет в хоть какой-то порядок. Но силы кончаются, а все остается прежним. Я ничего не могу сделать, я абсолютно бесполезна, ни на что не годна.
Что я еще могу? Что?
Я так устала. Так устала от всего этого. Так устала, так сильно.
пятница, 19 ноября 2010
The world is full of magic things, patiently waiting for our senses to grow sharper.
Маша. Она как русский фансаб - бессмысленна и беспощадна.
среда, 17 ноября 2010
The world is full of magic things, patiently waiting for our senses to grow sharper.
«Show me love, show me love
Give me all that I want»
Give me all that I want»
The world is full of magic things, patiently waiting for our senses to grow sharper.
иногда это так сложно - говорить.
вторник, 16 ноября 2010
The world is full of magic things, patiently waiting for our senses to grow sharper.
Кальян - это вкусно.
понедельник, 15 ноября 2010
The world is full of magic things, patiently waiting for our senses to grow sharper.
Алкоголя было не так уж и много - кружка горького тепловатого пива, водка, которую я не пила и шампанское, льющееся через края прозрачных бокалов. Сигареты кончались быстро, голова все никак не хотела кружиться, только мысли начинали течь медленнее, еще медленнее, пока их совсем не стало.
Я не то что бы не люблю боулинг, но играть я в него совершенно не умею, поэтому большее количество времени я провела, крутясь на пластиковом стуле, который противно скрипел. Это немного раздражало, но не до такой степени, чтобы захотелось остановиться.
Потом, много позже, мы валялись на кровати и она доверчиво шептала мне на ухо что-то вроде «черт возьми. мир сходит с ума. если я когда-нибудь стану лесбиянкой, ты будешь первой, с кем я пересплю». Это было смешно. Настолько смешно, что мы хохотали как сумасшедшие, так громко, что есть сил.
Она обнимала меня крепко, очень крепко, будто бы боялась, что я исчезну. Я поцеловала ее в щеку и сказала, что все наладится. У нее все наладится, я уверена. Она молодец.
А она не плакала. Моя милая кетти вообще редко плачет, чаще всего из-за чего-то, что даже не стоит ее внимания. А когда что-то действительно серьезное - глаза сухие, губы сжаты, и вся она такая хрупкая, что хочется уберечь от всего мира.
Но ничего, еще один день рожденья пережит. Это было не так уж и плохо.
Я не то что бы не люблю боулинг, но играть я в него совершенно не умею, поэтому большее количество времени я провела, крутясь на пластиковом стуле, который противно скрипел. Это немного раздражало, но не до такой степени, чтобы захотелось остановиться.
Потом, много позже, мы валялись на кровати и она доверчиво шептала мне на ухо что-то вроде «черт возьми. мир сходит с ума. если я когда-нибудь стану лесбиянкой, ты будешь первой, с кем я пересплю». Это было смешно. Настолько смешно, что мы хохотали как сумасшедшие, так громко, что есть сил.
Она обнимала меня крепко, очень крепко, будто бы боялась, что я исчезну. Я поцеловала ее в щеку и сказала, что все наладится. У нее все наладится, я уверена. Она молодец.
А она не плакала. Моя милая кетти вообще редко плачет, чаще всего из-за чего-то, что даже не стоит ее внимания. А когда что-то действительно серьезное - глаза сухие, губы сжаты, и вся она такая хрупкая, что хочется уберечь от всего мира.
Но ничего, еще один день рожденья пережит. Это было не так уж и плохо.
The world is full of magic things, patiently waiting for our senses to grow sharper.
Это так странно - видеть людей, суетливых, бегающих, борющихся за какие-то там свои права, свободы. И столько крика от них, шуму, что просто невозможно. Как надоедливые дети.
Ведь, если чего-то по-настоящему хочешь, никогда об этом не кричишь, правда же?
Спать хочу.
Ведь, если чего-то по-настоящему хочешь, никогда об этом не кричишь, правда же?
Спать хочу.
пятница, 12 ноября 2010
17:14
Доступ к записи ограничен
The world is full of magic things, patiently waiting for our senses to grow sharper.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
воскресенье, 07 ноября 2010
The world is full of magic things, patiently waiting for our senses to grow sharper.
Маша пришла часов в 10, сонная и уставшая. Мы долго сидели на кухне, курили, она рассказывала что-то смешное, легкое, пила теплый, еще не остывший, чай. А потом она плакала.
Невозможно чувствовать себя еще более беспомощной, чем когда человек, ради которого и горы свернуть, и что угодно, рыдает у тебя на плече, кусая указательный палец, говоря что-то несвязное и тихое. Она устала, ей тяжело, ей невозможно тяжело... А я ничего не могу сделать.
Она спит рядом со мной, укутанная по нос в одеяло. Она нежно сопит, ворочается, но наконец-то спит. И я очень рада, потому что в последнее время она не могла даже чуть-чуть задремать.
Сережа ей не пишет и не звонит, и сколько бы она не храбрилась, сколько бы не прятала все где-то внутри, я вижу. И от этого еще хуже. Маша не хочет меня напрягать, какой бы разговорчивой и простой она не казалась на первый взгляд.
Я знаю ее слишком долго, чтобы не замечать загнанный взгляд, вымученную улыбку и дрожащие от усталости руки. Я знаю ее слишком хорошо, слишком близко, и это «слишком» близко и тепло.
Я очень люблю ее.
Невозможно чувствовать себя еще более беспомощной, чем когда человек, ради которого и горы свернуть, и что угодно, рыдает у тебя на плече, кусая указательный палец, говоря что-то несвязное и тихое. Она устала, ей тяжело, ей невозможно тяжело... А я ничего не могу сделать.
Она спит рядом со мной, укутанная по нос в одеяло. Она нежно сопит, ворочается, но наконец-то спит. И я очень рада, потому что в последнее время она не могла даже чуть-чуть задремать.
Сережа ей не пишет и не звонит, и сколько бы она не храбрилась, сколько бы не прятала все где-то внутри, я вижу. И от этого еще хуже. Маша не хочет меня напрягать, какой бы разговорчивой и простой она не казалась на первый взгляд.
Я знаю ее слишком долго, чтобы не замечать загнанный взгляд, вымученную улыбку и дрожащие от усталости руки. Я знаю ее слишком хорошо, слишком близко, и это «слишком» близко и тепло.
Я очень люблю ее.