Мать скулит, как дворняга, рыдает на кухне, размазывает соленое по щекам. Тихий шепот льется рекой, она говорит, как обижена на этот мир, как невозможно. Ее голос дрожит, лицо красное и заплаканное, горячее. Ее пальцы трясутся, она все еще плачет без остановки, будто бы плакать может вечно. Будто бы слезы что-то меняют.
Ни черта они не меняют, на самом деле. Я знаю, она жалеет себя. И мне так жалко становится, что хоть вой. Но выть - это потом, потом и не с ней. С кем-нибудь другим, с кем-нибудь, кто сможет на это смотреть без жалости и раздражения.
Ее голос глухой и хриплый, и в нем столько горя, что становится страшно.
В такие моменты мне всегда хочется взять и закричать: "Чертов бог! В своей жизни я знала не так уж и много хороших ребят, а моя мама точно входит в список таковых. Даже верит в тебя, не то что я. А ты, черт тебя дери, последний ты гадостный мудак, не можешь подарить хоть немного счастья этой женщине. Этой прекрасной женщине. Самой прекрасной из всех, что я знала".